Лазоревый грех - Страница 120

120

Она сделала глотательное движение, и ее слова громко отдались в моих звенящих ушах:

— Я вижу свою смерть.

— Да, — сказала я. — Твою смерть. И никогда не забывай этой минуты, Мюзетт, потому что, если она повторится, она будет твоей последней минутой.

Она выдохнула прерывисто:

— Я поняла.

— Надеюсь, Мюзетт. Очень надеюсь, что поняла. — И я медленно опустила пистолет. — А теперь, Мерль, не мог бы ты проводить Мюзетт и Анхелито к ним в комнаты?

Мерль шагнул вперед, и небольшая армия гиенолаков двинулась за ним.

— Моя Нимир-Ра говорит, и я повинуюсь.

Я слыхала, как он говорит нечто подобное Мике, но ко мне он так обратился впервые — по крайней мере на полном серьезе.

Мерль перешагнул через трупы убитых вампиров, чтобы взять Мюзетт за локоть. Гиенолаки были бледны, но явно довольны. Довольны были все телохранители в этом зале, потому что я все теперь упростила. Если они снова заведут ссору, мы их можем убить.

Но я увидела выражение лица Жан-Клода, и он не был доволен. Я упростила работу солдатам, но не политикам. Да, с политической точки зрения я, наверное, адски все усложнила.

Мерль не слишком бережно перевел Мюзетт через тела. Она споткнулась, и лишь толпа гиенолаков не дала Анхелито ее подхватить. Мюзетт восстановила равновесие, и тут в комнате вдруг запахло розами.

Я подумала, что задохнусь от пульса в горле, когда Мюзетт подняла голову и посмотрела на нас глазами цвета темного меда.

Глава 46

На меня с лица Мюзетт глядела Белль Морт, и я, кажется, перестала дышать. И слышала в этот миг лишь грохот пульса у себя под черепом. Потом резко вернулись внешние звуки, и изо рта Мюзетт зазвучал голос Белль Морт:

— Ты меня рассердил, Жан-Клод.

Мерль продолжал тащить ее через зал. Либо он не понял, что стряслось, либо для него что тот вампир, что этот. Еще немного — и ему придется узнать разницу.

— Освободи меня, — сказала она спокойным голосом.

Мерль отдернул руку как от ожога и попятился, как пятился Бобби Ли от Мюзетт: с перекошенным от боли лицом и руку держа у груди, как раненную.

— Леопард — ее подвластный зверь, — сказал Жан-Клод, и его голос разнесся далеко во вновь наступившей тишине. Но у меня не было времени об этой тишине подумать, потому что заговорила Белль, произнося ужасные вещи.

— Я до сих пор проявляла к вам мягкость. — Она повернулась и посмотрела на двух убитых вампиров. — Знаешь ли ты, как долго пытался Совет пробудить первых детей Матери?

Я так поняла, что вопрос риторический, и все это поняли. На такой вопрос отвечать страшно.

Она снова обернулась к нам, и что-то проплыло глубоко внутри в лице Мюзетт, как рыба под водой.

— Но я их пробудила. Я, Белль Морт, пробудила детей Матери.

— Не всех, — сказала я и тут же пожалела, что не удержала язык за зубами.

Она полоснула меня взглядом таким злым, что он обжигал, и таким холодным, что я поежилась. Как будто вся существующая в мире ярость, вся ненависть сошлись в этом взгляде.

— Нет, не всех. И теперь вы забрали у меня двоих. Что же сделать мне, чтобы наказать вас?

Я попыталась что-то сказать, преодолевая бьющийся в горле пульс, но заговорил Жан-Клод:

— Мюзетт нарушила перемирие и не хотела уступать. Мы повиновались закону до последней буквы.

— Это правда, — сказала Валентина.

Толпа одетых в черное взрослых телохранителей расступилась, пропуская крошку-вампира к Мюзетт-Белль. Но я заметила, что Валентина стоит дальше вытянутой руки.

— Говори, малышка.

Валентина рассказала, как Мюзетт утаила сведения о совращении малолетних и что из-за этого случилось. Тело Мюзетт повернулось посмотреть на Стивена и Грегори. Грегори держал брата на руках, укачивая. Стивен ни на кого и ни на что не глядел. Куда бы ни смотрели сейчас его глаза, это было за пределами комнаты.

Белль повернулась к нам, и снова будто чужое лицо проплыло внизу, но на этот раз оно было как призрак, наложенный на лицо Мюзетт. Призрачные черные волосы проступили сквозь белокурые, лицо с резче выраженными скулами, с большей силой, выглянуло на миг и тут же растворилось в мягкой красоте Мюзетт.

— Мюзетт первой нарушила мир. Я согласна.

Отчего у меня сердцебиение не стало ни на удар реже, когда она это сказала?

Следующие слова были произнесены мурлыкающим контральто, голосом, который как мех гладил кожу и скользил вдоль сознания.

— Вы действовали в рамках закона, и точно так же буду действовать я. Когда Мюзетт и ее свита вернутся ко мне, с ними поедет Ашер.

— Временно, — сказал Жан-Клод, но в его голосе слышалось сомнение.

— Non, Жан-Клод, он станет моим, как раньше.

Жан-Клод сделал медленный и глубокий вдох и так же медленно выдохнул.

— Согласно твоим собственным законам, ты не можешь никого отобрать на постоянной основе у того, кому этот кто-то принадлежит.

— Если бы он кому-нибудь принадлежал, закон был бы применим. Но он ничей не pomme de sang, не слуга и не любовник.

— Это не так, — возразил Жан-Клод. — Он наш любовник.

— Мюзетт связалась со мной и сообщила о вашей лжи, о вашей слабой попытке воспрепятствовать ей заполучить в свою постель Ашера.

Белль тоже умела чуять ложь, если эта ложь относилась к чему-то, ей понятному. Ни один вампир не может отличить правду от лжи, если речь идет о чем-либо, ему непонятном. Если, например, вампир не знает верности, то он не сможет судить о ней у других — в этом смысле. Я хотела сейчас дать ей нечто, что она понимает.

— Я не думаю, что это была слабая попытка.

Жан-Клод глянул на меня, и я мотнула головой ему в ответ. Он грациозно отступил в сторону, потому что знал, что у меня есть план, но голос его у меня в голове шепнул:

120