Жан-Клод тронул меня за лицо, и я вздрогнула. Дамиан отодвинулся назад, давая нам место. Жан-Клод стер слезы у меня со щек. Вид его ясно говорил, что слезы я проливаю за нас обоих. Он не мог проявить слабость перед лицом Мюзетт, а я ничего не могла с собой поделать.
Мы оба обернулись к Ашеру, но он стоял у самой дальней стены. Он отвернулся, и виден был только водопад золотых волос. Плечи у него ссутулились, будто от удара.
Мюзетт подошла и встала по другую сторону от Жан-Клода.
— Наша госпожа думала, что, раз вы снова вместе, как в старые времена, вы обрадуетесь этому напоминанию ушедших дней.
Взгляд, который я бросила на нее из-за плеча Жан-Клода, нельзя было бы назвать дружелюбным. У другого края дивана я видела девочку, которая была ее pomme de sang. Кажется, она даже не сдвинулась с места. Если бы злые люди захотели меня убрать, они вполне могли бы это сделать, потому что несколько минут я ничего, кроме картины, не видела.
— Картина — наш дар гостя хозяину, но у нас есть еще один подарок, уже только для Ашера.
Анхелито встал за ней темной горой, и в руках у него была картина поменьше. На полу валялись куски бумаги и веревки, как сброшенная кожа. Эта картина была вдвое меньше первой, написана, несомненно, в том же реалистическом стиле — но сияющими цветами, гиперреалистично, в духе Тициана.
На этой картине свет шел только от огня — пылающего горна. Тело Ашера в отраженном свете пылало золотым и алым. Он снова был гол, в пах ему упиралось острие наковальни, но правая сторона тела обращена к свету. Даже волосы завязаны были на затылке свободным пучком, и правая сторона лица была открыта. Руки его были по-прежнему сильны, потому что они притворялись, будто куют клинок, лежащий на наковальне, но правая сторона его лица, груди, живота, бедра — это был сплавленный ком.
Это не были старые белые шрамы, которые видела я, — это были свежие, красные, воспаленные, злые линии, будто какое-то чудовище полосовало и рвало его тело. Вдруг на меня обрушились воспоминания — не мои.
Ашер лежит на полу камеры пыток, освобожденный от серебряных цепей. Люди, которые его пытали, полегли вокруг в выплесках крови. Он тянется к нам, и его лицо... лицо...
Я хлопнулась в обморок, и мы с Жан-Клодом оказались оба на полу, потому что я переживала именно то, что вспоминал он.
Дамиан и Джейсон пододвинулись к нам, но Ашер остался позади.
— Подойди, Ашер, взгляни на свой дар, — позвала Мюзетт.
Дамиан уже опустился возле меня на колени, положив руки мне на плечи, крепко сжимая пальцы. Наверное, он боялся, как бы я чего не сделала. Не зря боялся.
Голос Ашера прозвучал сдавленно, но отчетливо:
— Я уже видел именно этот подарок. Я его достаточно хорошо знаю.
— Ты хочешь, чтобы мы вернулись к Белль Морт и сказали ей, что ты не оценил ее дара?
— Можете сказать Белль Морт, что от ее подарка я получил именно то, чего она хотела.
— А именно?
— Мне напомнили, каким я был и каким я стал.
Я встала. Дамиан все еще не отпускал моих плеч. Жан-Клод поднялся грациозно, как марионетка, вздернутая невидимыми нитями. Мне никогда не быть такой изящной, но сегодня это не важно.
Мюзетт обернулась к Жан-Клоду:
— Мы принесли дары тебе, Жан-Клод, и Ашеру. Мы ждем гостевых даров для себя.
Он ответил голосом таким пустым и бесцветным, будто заговорила тишина:
— Я тебе говорил, Мюзетт, наши дары будут готовы только через несколько недель.
— Я уверена, что вы можете найти замену. — Она уставилась на меня.
Я обрела голос, и не бесцветный.
— Как смеешь ты, приехав на месяц раньше срока, зная, что мы не готовы, предъявлять нам требования? — Дамиан вцепился мне в плечи чуть ли не отчаянно, но это я еще была вежлива. — Твоя грубость не может служить поводом заставить нас делать то, чего мы делать не хотим.
Руки Дамиана скользнули по моим плечам, он прижал меня к себе. Я не сопротивлялась, потому что, не будь его здесь, я бы ее, наверное, ударила или застрелила. Чертовски, кстати, соблазнительная идея.
Жан-Клод попытался пролить масло на воды, но Мюзетт жестом остановила его:
— Пусть говорит твоя слуга, если ей есть что сказать.
Я распахнула рот, чтобы назвать ее сволочной стервой, но сказала совсем иное.
— Неужели ты думаешь, что дары, достойные такой красоты, можно подготовить в спешке? Неужели ты взяла бы какую-то жалкую замену вместо того великолепия, что мы подготовили?
Я замолчала. Все мужчины смотрели на меня, кроме Дамиана, который просто меня обнял.
— Чревовещание, — произнес Джейсон, стоящий по другую сторону Жан-Клода. — Другого объяснения у меня нет.
— Действительно, чудо, — кивнул Жан-Клод. Потом он повернулся к Мюзетт. — Все, кроме одного, бледнеют перед твоей красотой, Мюзетт. Как я могу предложить что-то меньше, нежели прекрасное, не оскорбив твоей красоты?
Она снова посмотрела на меня:
— Разве ее красота не равна моей?
Я расхохоталась. Руки Дамиана обхватили меня так сильно, что мне пришлось похлопать по руке, чтобы он дал мне дышать.
— Не волнуйся, я могу сама разобраться. — Вряд ли мне кто-нибудь поверил, но это было правдой. — Мюзетт, я знаю, что я симпатюшка, признаю, но если учесть эту неземной красоты троицу, я — не самая красивая на нашей стороне.
— Троицу, — повторил Джейсон. — И почему я думаю, что меня в нее не включили?
— Прости, Джейсон, но ты вроде меня. С виду мы вполне ничего, но по сравнению с этими тремя — просто по классу не дотягиваем.
— В число трех красавцев ты включаешь Ашера? — спросила Мюзетт.
Я кивнула:
— Если составлять список красавцев в присутствии Ашера, ему там место всегда гарантировано.