Лазоревый грех - Страница 27

— Мюзетт преступила границы, положенные гостю в моих землях. Ты бы ни от кого из своих такого поведения не потерпела. Я хорошо усвоил уроки, которые ты мне преподала, Белль Морт.

— Какой урок ты имеешь в виду?

— Не прощать ничего. Ни даже намека на ослушание. Ни дыхания революции. Даже тень оскорбления нельзя снести. Оскорбить тебя, даже косвенно — это должно быть немыслимо, — но я более не твое создание. Я теперь Мастер города. Я создал себя сам, и Ашер принадлежит мне. Я буду таким, каким ты породила меня быть, Белль, — истинным твоим дитятей. Я позволю ma petite быть беспощадной, насколько ей захочется, и Мюзетт придется либо усвоить манеры получше, либо никогда не вернуться к тебе.

Она села. Нож пронизывал ее насквозь, а она села, и я не могла удержать ее. Меня отбросило назад, к Дамиану. Он положил руку мне на спину и, поскольку я не велела ее убрать, переложил на плечо.

Белль даже убрала руку Мюзетт от ножа, так что теперь я держала его на месте. Но она не проявляла признаков боли — она вообще не замечала меня, глядя только на Жан-Клода. Я с окровавленными руками и ножом, воткнутым в Мюзетт, чувствовала себя глупо. Нет — чувствовала себя лишней.

— Тебе известно, что я сделаю с тобой, если ей будет причинен вред, — сказала Белль.

— Мне известно, что по нашим законам — тем законам, которые ты помогла провести в жизнь, — никто не имеет права войти на чужую территорию, не оговорив сперва право прохода. Мюзетт и ее люди явились за месяц до даты, на которую мы дали им разрешение, а это значит, что они вне закона и не имеют ни прав, ни гарантии безопасности. Я могу перебить их всех, и закон Совета будет на моей стороне. В Совете слишком много тех, которые тебя боятся, Белль, — им эта шутка может понравиться.

— Ты не посмеешь.

— Я не позволю тебе обидеть Ашера. Никогда больше.

— Он для тебя никто, Жан-Клод.

— Ты прекраснее всех живых и мертвых, которых я видел на своем веку. Я ничто перед твоей силой, я благоговею перед твоим владением политическими маневрами, который получаются у тебя так легко и без усилий. Но я давно уже живу далеко от тебя, и мне пришлось узнать, что красота — не всегда то, чем кажется, что похоть не всегда лучше, чем любовь, и что одной только силой не наполнить ни сердце, ни постель, а для политики у меня нет твоего терпения.

Она вытянула к нему изящную руку:

— Я показала тебе такую любовь, на которую не способен никто из смертных.

— Ты показала мне похоть, госпожа, половой голод.

— Non, amour, — произнесла она таким страстным голосом, что плечи у меня покрылись гусиной кожей.

— Non. Похоть, но не любовь.

По ее лицу пробежало выражение — будто плохо сделанная маска потекла под кожей Мюзетт. Это неприятно напомнило мне движение под шкурой оборотня, когда он перекидывается. Если она полностью превратится в Белль, я попробую добраться до ее сердца.

— Ты любил меня когда-то, Жан-Клод.

— Oui, от всего сердца и от всей души.

— Но сейчас ты меня не любишь.

И в этом тихом голосе прозвучала даже нотка потери.

— Я узнал, что любовь может расти и без секса, а секс не всегда ведет к любви.

— Я бы любила тебя снова, — шепнула она.

— Non, ты бы снова мною владела, а любовь — это совсем не обладание.

— Ты говоришь загадками, — сказала она.

— Я говорю правду, которую мне удалось узнать.

Светло-медовые глаза обратились ко мне.

— Это сделала ты. Каким-то образом ты это сделала.

Я чувствовала себя определенно глупо с этим ножом в теле Мюзетт, но боялась его вытащить — я почти ожидала, что Белль встанет и скажет: «Ага, вот этого я и ждала». Так что я держала клинок в ее теле и думала, что делать дальше. Трудно было думать, глядя в эти бледно-медовые глаза, глядеть и не побежать или не попытаться ее убить. Если мне не удается убежать от своих страхов, у меня есть склонность их убивать. Пока что эта стратегия приводила к успеху.

— Что именно я сделала? — спросила я, и голос был сдавленным. Пальцы Дамиана ласково разминали мне плечи — даже не массаж, а напоминание, что он здесь.

— Ты его повернула против меня.

— Нет, — возразила я. — Ты сама это сделала за несколько веков до моего рождения.

Текучая маска снова шевельнулась под кожей Мюзетт. Наверное, если дотронуться до ее лица, я бы нащупала что-то, чему там не место.

— Я его взяла в свою постель. Чего еще можно было бы желать от Белль Морт?

— Ты показала ему, чего стоит твоя любовь, когда вышвырнула из своей постели Ашера.

— Какое отношение имеет судьба Ашера к любви Жан-Клода?

Если бы такое спросил кто-то, знающий их обоих, это было бы курьезно. То, что такое смогла спросить та, что породила их обоих, пугало и огорчало.

— Тебе следует нас покинуть, Белль, — сказала я.

— Почему? Чем я тебя расстроила?

Я покачала головой:

— Слишком долго перечислять, Белль. У нас не вся ночь на это, дай мне выбрать основные пункты. Прошу тебя, оставь нас, хотя бы пока что. Я устала объяснять слепым, что такое цвет.

— Я не понимаю этих слов.

— Вот именно, не понимаешь, — вздохнула я.

Она уставилась на меня. Рука ее поднялась, будто собираясь коснуться моего лица.

— Если ты меня тронешь, — предупредила я, — мы проверим, сможет ли Мюзетт жить без сердца.

— Чем прикосновение моей руки хуже соприкосновения наших тел?

— Спишем на интуицию, но я не хочу, чтобы ты трогала меня намеренно. И вообще это не твое тело, а Мюзетт. Хотя я в этом не до конца уверена. Можешь назвать меня перестраховщицей, но не прикасайся.

— Мы еще увидимся с тобой, Анита. Обещаю.

— Да-да, я знаю.