Я сидела на дне кабины, хотя и не собиралась. Я не собиралась сжиматься в комочек, прятаться. И почему я всегда гоняюсь за любовью людей, которым мало того, что я собой представляю? Есть многие другие, которые хотят меня такой, как я есть, — низенькую, смуглую, кровавую, набитую метафизической дрянью. Люди, которые любят меня такой, какая я есть.
К сожалению, я в это число не вхожу.
В дверь постучали, и я поняла, что стучат уже довольно давно. Я всегда запираю дверь в ванной — по привычке.
Прикрутив воду, чтобы было слышно, я спросила:
— Кто там?
— Анита, это Джемиль, мне нужно войти.
— Зачем?
В одном этом слове была целая вселенная подозрений. Если бы причина была не такой, которая вызовет у меня отрицание, он бы ее сразу назвал.
Я услыхала, как он вздохнул за дверью.
— С Ричардом плохо. Нужна большая ванна.
— Нет, — сказала я, отключила воду и потянулась за большим полотенцем.
— Анита, после того, как стая продала дом Райны, у нас не осталось емкости, в которой можно было бы отмокать ему и членам стаи. Я его обнаружил без сознания на полу у него в спальне, и он холоден как лед.
Я обернула мокрые волосы маленьким полотенцем.
— Сюда ты его не принесешь, Джемиль. Должно найтись другое место. Жан-Клод тебе позволит воспользоваться ванной у него дома.
— Анита, он ледяной. Если мы его в ближайшее время не отогреем, не знаю, что будет.
Я прислонилась головой к двери.
— Ты хочешь сказать, что он умрет?
— Я хочу сказать, что не знаю. Я никогда не видел ни одного вервольфа в таком плохом состоянии при отсутствии видимой раны. И я не знаю, что с ним.
А я, к несчастью, знала. Белль кормила своих людей не только от меня, она и от Ричарда их кормила. Я сегодня об этом уже думала, но мне даже в голову не пришло, что он не позволит своей стае быть с ним рядом, чтобы укрепить себя общей энергией. Я не знала, что он просто даст себе умереть. Ведь до того, как стало так плохо, он должен был почувствовать, что здесь что-то не так.
— Он позвал тебя на помощь? — спросила я, все еще прислонившись к двери.
— Нет, мне нужно было к нему по делам стаи, и я хотел найти его в школе, но там сказали, что он заболел. Я позвонил ему домой — никто не ответил. Анита, пожалуйста, впусти нас.
Мать твою так, этак и еще раз так. Я не могла поверить, что мне придется это сделать. Мужчина, который разбил мое сердце, назвал меня монстром, будет отмокать в моей ванне бог знает сколько времени?
Я отперла дверь и спряталась за ней, чтобы меня не видели. И чтобы я не видела.
Джемиль протиснулся, держа на руках Ричарда. Не вес ему мешал — он бы мог одной рукой поднять все, что было здесь в ванной, — но Ричард был очень широк в плечах, а Джемиль и сам не маленький.
Я попыталась не смотреть на них обоих, только краем глаза увидела косички Джемиля с вплетенными ярко-красными бусинами. Рубашка была красной им под цвет, пиджак — синий. Времени увидеть, подходят ли брюки по цвету к пиджаку, у меня не было. Я просто пошла к двери, прижимая к себе полотенце.
— Можешь включить мне воду, Анита? — спросил Джемиль.
— Нет, — ответила я и исчезла.
Я оделась. Не могла вспомнить, успела я намылить волосы шампунем или только смочила их, да и все равно мне было. Лицо Ричарда горело у меня в памяти. Закрытые глаза, безупречная квадратная челюсть с ямочкой. Но не было разлива великолепных волос по плечам. Эти чудесные волосы были каштановые с проблесками золота и меди, и они почти горели на солнце. Он отрезал волосы. Отрезал волосы.
Я помнила их на ощупь, шелковое прикосновение их к моему телу, как они рассыпались вокруг лица Ричарда, когда он поднимался надо мной. Помню Ричарда, лежащего подо мной, и волосы его облаком на подушке, и глаза его не видят, а тело вбивается в мое.
Я сидела на кровати и плакала, когда в дверь постучали. Джинсы я уже надела, но сверху на мне был только лифчик.
— Минутку!
Я натянула красную футболку поверх черных джинсов и хотела уже сказать «войдите», как сообразила, что это может быть Ричард. Вряд ли, поскольку он еще несколько минут назад был без сознания, но рисковать я не могу.
— Кто там?
— Натэниел.
— Входи.
Я протерла глаза, прислонилась спиной к двери, глядя на наплечную кобуру и гадая, куда я могла засунуть ремень. Его же надо продеть в лямки кобуры. Куда я его, к черту, сунула?
— Звонят из полиции, — сказал Натэниел.
Я только замотала головой:
— Портупею не могу найти.
— Я ее найду, — сказал он.
По его голосу я поняла, что он уже в комнате. Как он прошел, я не слышала. Будто я не все слышу, что-то пропадает.
— Что со мной?
Вообще-то я не хотела произносить это вслух.
— Здесь Ричард, — ответил Натэниел, будто это все объясняло.
Я все мотала головой, пытаясь пальцами причесать мокрые волосы. Они перепутались. Я не мыла их шампунем, тем более ополаскивателем. Высохнут — будет воронье гнездо.
— А, черт!
Он тронул меня за плечо, и я отдернулась.
— Нет. Не надо со мной сейчас ласково. Иначе я разревусь.
— Если я буду с тобой груб, тебе будет легче?
Вопрос был настолько странный, что я обернулась к нему. Он все еще был в тех же шортах, в которых вышел из комнаты, но косу расплел и расчесал волосы блестящим темно-рыжим занавесом. Лучики солнца играли в них. Я знала, каковы на ощупь эти волосы, когда струятся по моему телу. Такие густые, такие тяжелые, что звучали, стекая по телу, как сухая вода. Я всегда отказывала себе во всем, что мог предложить Натэниел. Я всегда отступала перед перспективой насладиться им целиком. Меня преследовали слова Джейсона — насчет того, что я никому не отдаю себя полностью. От Натэниела я утаивала приличные куски. От него я прятала куда больше, чем от других мужчин, потому что не верила, что смогу его удержать. Когда я возьму ardeur под контроль, мне не нужен будет pomme de sang каждый день. Когда я смогу питать ardeur на расстоянии, как Жан-Клод, я обойдусь без pomme de sang. Обойдусь ли?