Лазоревый грех - Страница 79

Я посмотрела на его серьезный профиль, на глаза, следящие за дорогой, на руки на руле, точно на двух и десяти часах. Он целый год не собрался получить права. Если бы я не настояла, их бы у него и сейчас не было.

— Верно, но этих я хочу не убивать, а допросить. Я хочу знать, зачем они за нами едут.

— Я не думаю, что они это делают, — произнес Натэниел.

— Как это?

— Синий джип не выехал за нами на хайвей.

— Наверное, они поняли, что мы их засекли.

— Или, как все, знают, где спит Мастер города. И потому его подружку найти нетрудно.

Это все Натэниел сказал спокойным голосом, глядя на дорогу. Но он знал, как мне не по душе быть подружкой Мастера и в любом случае — чтобы меня так называли. Честно говоря, в его словах был смысл. Если ты знаешь, с кем объект встречается и где этот кто-то живет, то ты сможешь обнаружить объект. А я терпеть не могу, когда меня вычисляют.

Мохнатая голова Джейсона просунулась из-за спинки моего сиденья и потерлась о плечо, а грива пощекотала щеку. Я погладила эту башку, не думая, как если бы он был собакой. Но как только я его коснулась, голод охватил меня с макушки до пят. Волосы на теле встали дыбом, будто кто-то пытался вползти сзади в череп, потому что шею защекотало невыносимо.

Мы с волком обернулись одновременно и уставились на Калеба. Если бы мои глаза могли превратиться в волчьи, то в этот момент так и случилось бы.

Калеб был в ужасе. Я думаю, если бы он продолжал сидеть тихо, все было бы нормально, но он не смог. Он опустил руки, закрывавшие почти голую грудь, и пополз прочь по сиденью.

Джейсон зарычал, и меня сбросило с сиденья на пол в заднем отсеке раньше, чем я успела бы подумать: отстегиваться в мчащемся автомобиле — неудачная мысль. И одна эта мысль уже могла бы вернуть меня на место, но Калеб попытался сбежать. Он бросился на сиденье, а мы с Джейсоном — за ним. Как вода течет под гору.

Мы не стали его прижимать к месту, только сели вокруг него. Калеб был тесно зажат в грузовом отсеке, руки он прижал к груди. Он пытался занимать как можно меньше места — наверное, он знал, что коснуться сейчас кого-нибудь из нас будет плохо. Джейсон сидел на корточках, оскалив клыки и испуская из пасти чуть слышное рычание. Оно без слов говорило: «Не шевелись, твою мать, не шевелись!»

Калеб не шевелился.

Я стояла перед ним на коленях и видела только пульс, бьющийся на шее, вырывающийся на волю. И я хотела его выпустить.

И вдруг я ощутила запах леса, деревьев и волчьей шерсти — не Джейсоновой. Ричард дохнул сквозь мой разум сладковатым облаком. Я увидела его у себя в ванне за много миль отсюда. Рука, темнее того загара, который был у Ричарда почти весь год, держала его поперек груди. Джемиль был усердным Хати и держал своего Ульфрика, не давая утонуть. Он делал то же, что раньше делал для меня Джейсон, только без секса. Ричард малость гомофоб. Он не любит мужчин, которые говорят ему, что любят мужчин, особенно если этот мужчина — он. Мне здесь трудно бросить в него камень — у меня так же примерно с женщинами. Какая бы я ни была искушенная, но постоянно забываю, что другие женщины могут признать меня привлекательной. И всегда это застает меня врасплох.

Лицо Джемиля было чуть выше лица Ричарда, но в этом будто сне только Ричард был виден ясно. Я увидела проблески его тела в воде при слабом свете свеч. У ликантропов иногда возникает светобоязнь, и потому не горел яркий верхний свет, но при свечах вода казалась темной и сильнее скрывала Ричарда, чем мне хотелось бы. Я почувствовала себя так, будто метафизически подглядываю в замочную скважину. Но мой голод было так легко перевести в другой вид голода, как это бывало всегда.

Ричард поднял на меня глаза, и от вида его лица, лишенного рамы волос, у меня перехватило горло. Я хотела спросить: зачем? Но он заговорил первым. Впервые мы говорили мысленно, и меня это удивило. Я знала, что с Жан-Клодом это мы можем, но не знала, что можем и с Ричардом.

— Это голод мой, Анита, я прошу прощения. Как-то это создание лишило меня контроля почти полностью.

Я удивилась, что он говорит о Матери Всей Тьмы, но потом поняла, что он имеет в виду Белль Морт.

Я глядела в испуганные глаза Калеба, и меня все время тянуло смотреть ниже, на шею, ниже, на грудь, на живот. Он тяжело дышал, был настолько напуган, что пульс бился у него в животе, вибрировал по полоске волос, уходящей в штаны. Мягкий и нежный живот, и в нем много мяса.

— Анита! Анита, слушай меня! — позвал Ричард.

Мне пришлось моргнуть, чтобы избавиться от видения трепещущей плоти Калеба, и вдруг я яснее увидела образ Ричарда, чем то, что было передо мной.

— Что? — спросила я мысленно, не произнося вслух.

— Ты можешь превратить этот голод в секс, Анита.

Я замотала головой:

— Калеба я скорее съем, чем трахну.

— Ты никогда никого не ела, иначе бы не сказала такого.

С этим я не могла спорить.

— И ты всерьез говоришь, будто согласен, чтобы я его трахнула?

Он задумался. Вода играла в свете пламени, а тело его шевелилось. Мелькнуло колено, бедро.

— Если выбор между сожрать его или поиметь — то да.

— Ты даже с Жан-Клодом не хотел меня делить.

— Мы больше не встречаемся, Анита.

Ах да.

— Извини, забыла на минуточку. — Укол боли как от задетой полузажившей раны помог мне думать чуть яснее. — Джейсон в волчьей форме, Ричард. Я не собираюсь покрываться шерстью.

— С этим я могу разобраться.

И его зверь золотистой тенью прыгнул из него в меня. Как будто острие метафизического ножа вонзилось в меня, потом сквозь меня в Джейсона, и вдруг я оказалась в середине всей этой силы, боли и ярости. Зверь питается болью и яростью. Я осталась стоять на коленях, ловя ртом воздух, не в силах вскрикнуть.