— Вы знали, что вы двое не можете меня прокормить?
— Ты и от Жан-Клода тоже кормишься.
— Хорошо. Вы знали, что вы трое не можете меня прокормить?
— Жан-Клод говорит, что твой аппетит вскоре должен снизиться. Мы втроем могли бы прокормить тебя, если бы это было только раз в день. Два раза в день — уже сложнее.
— Почему ты мне не сказал?
Он обнял меня, и я не сопротивлялась, но радости мне в этом не было.
— Потому что я знаю, насколько для тебя трудно допускать в свою постель кого-то нового. И надеялся, что этого удастся избежать.
Это он мне напомнил.
— Так вот это вроде как случилось.
— Что именно?
— Я взяла нового в свою постель.
Мне бы надо было сгореть от смущения, не мое умение смущаться уже совсем не то, что было раньше.
— Кого? — спросил он тихо.
— Ашера.
— Вы с Жан-Клодом, — сказал он.
Я кивнула.
Он прижал меня к себе:
— А почему сейчас?
Я изложила ему мои соображения.
— Сегодня вечером ваши гости будут очень недовольны.
— Надеюсь. — Я повернулась у него в руках, чтобы заглянуть в лицо. — Тебя это беспокоит — насчет Ашера?
Он на секунду задумался:
— И да, и нет.
— Объясни, почему да.
— Пока тебе нужно питать ardeur, все в порядке. Я слегка беспокоюсь, что будет, когда ты наберешь себе связку мужчин, а ardeur пойдет на спад. Если их будет слишком много, то ты кого-то из них сделаешь несчастным.
— Об этом я не думала, — нахмурилась я. — Я в том смысле, что по-настоящему у меня было только с тобой и сЖан-Клодом.
— Я скажу, что сказал бы Жан-Клод, будь он здесь: ma petite, ты буквоедствуешь.
— Ладно, поняла. Я не собираюсь выкидывать Натэниела из своей постели только потому, что ardeur утихнет.
— Нет, но сохранится ли у тебя желание касаться его так, как он привык ожидать?
Я отвернулась, чтобы не смотреть в эти честные глаза.
— Не знаю. Если честно, то просто не знаю.
— А Ашер?
— Не все сразу.
— А Ричард?
Я помотала головой, щекоча волосами его грудь.
— Непонятно. Ричард едва выносит мое соседство в двадцати футах.
— Ты всерьез хочешь сказать, что, появись он здесь и предложи вернуть все назад, ты откажешься?
Настал мой черед застыть неподвижно. Я подумала, постаралась подумать разумно, беспристрастно. Трудность была в том, что Ричард — это такая тема, где мне логика всегда отказывала.
— Не знаю, но склоняюсь к этому.
— Правда?
— Мика, у меня остались еще чувства к Ричарду, но он меня бросил. Бросил, потому что мне с монстрами проще жить, чем ему. Бросил, потому что я для него слишком кровожадна. Потому что я не тот человек, каким он хочет, чтобы я была. А быть такой, как он хочет, у меня никогда не выйдет.
— Ричард никогда не был сам тем человеком, каким хотел бы, — тихо сказал Мика.
Я вздохнула. Это была правда. Ричард более всего на свете хотел быть просто человеком и не быть монстром. Он хотел быть учителем естествознания в старших классах, жениться на симпатичной девушке, зажить своим домом, завести 2,5 детей и, быть может, собаку. Учителем естествознания он был, но вот остальное... У Ричарда, как и у меня, никогда не будет обыкновенной жизни. Только я с этим смирилась, а он все еще борется. Борется, чтобы стать просто человеком, чтобы стать обыкновенным, чтобы не любить меня. В последнем он преуспел.
— Если Ричард ко мне вернется, это не будет навсегда. Он вернется лишь потому, что не сможет с собой справиться, но он слишком ненавидит себя, чтобы любить кого-нибудь другого.
— Ты к нему сурова.
— Но справедлива.
Мика не стал со мной спорить. Он не спорил, когда знал, что ошибается, или знал, что я права. Ричард стал бы. Ричард спорит всегда. Можно подумать, если он притворится, будто верит, что мир куда лучше, чем есть, то этот мир переменится. А он не меняется. Мир таков, каков он есть. И никакой гнев, ненависть и презрение к себе, как и слепое упрямство, ничего с ним не сделают.
Может быть, Ричард научится мириться с самим собой, но я уже начинала думать, что этот жизненный урок он усвоит, когда меня в его жизни не будет.
Я обернула вокруг себя руки Мики, как теплое манто, но усталость просто гудела в костях. Если Ричард постучится сегодня в дверь и попросится обратно, что я скажу? Честно говоря, не знаю. Но одно я знаю точно: Ричард не даст мне питать от себя мой ardeur. Для него это чудовищно. И ни с кем он меня не станет делить физически, кроме Жан-Клода. Даже если он захочет вернуться, но не разрешит мне питать ardeur от других, ничего не выйдет. Чисто практические соображения. Ardeur необходимо кормить. Ричард его кормить не будет. Ричард не даст мне кормиться ни на ком, кроме Жан-Клода. Жан-Клод в одиночку моего аппетита не выдержит. Да черт возьми, его не выдерживают Мика, Натэниел и Жан-Клод втроем. Если сегодня вернется Ричард, что мне делать — предложить ему треть своей постели по другую сторону от Мики?
Ричард был согласен, чтобы я встречалась с ним и одновременно с Жан-Клодом, но никогда не соглашался быть с нами в одной постели. Ричард попытается вернуть то, что было. Я этого сделать не могу.
Так что же я сделаю, если вот прямо сейчас в дверь постучит Ричард? Предложу ему залезть к нам в ванну, увижу, как искажается его лицо болью и гневом, как он поворачивается и несется прочь? Что я сделаю, если Ричард захочет вернуться? Единственное, что я могу, — это сказать «нет». Вопрос в другом: хватит ли у меня на это сил?
Вот это вряд ли.
Я не столько проснулась, сколько всплыла к поверхности сна — настолько, чтобы слышать голоса. Сначала прозвучал голос Мики:
— И что сказал Грегори?