— У меня даже времени не было понять, что ты применил ко мне вампирские чары.
Он положил руки мне на плечи, и от тяжести их мне стало тепло.
— Если бы этого не было, ты бы нашла что-то другое. Я видел тебя с Ричардом, Жан-Клодом, теперь с Микой. Мика проходит твой лабиринт, просто соглашаясь со всем, чего ты просишь. Жан-Клод находит проход в нем, отсекая себя от неимоверных наслаждений. Ричард не идет в твой лабиринт, потому что у него есть свой, и такие запутанные отношения невозможно иметь более чем с одним. Кто-то должен пожелать идти на компромисс, и ни ты, ни Ричард не способны на это в достаточной степени.
Он отпустил меня, и без его рук я чуть не пошатнулась, будто он убрал прикрытие, и я оказалась посередине бури. Он снова пошел к двери.
— Я думал, что пойду на все, чтобы быть с Жан-Клодом и его новой слугой. Я думал, что пойду на все, чтобы снова оказаться в убежище объятий двоих, которые меня любят. Но теперь я знаю, что твоя любовь всегда обставлена условиями, и как бы хороши ни были твои намерения, что-то всегда удержит тебя, Анита. Что-то не дает тебе полностью отдаться моменту, тому сверкающему чуду, которое зовется любовью. Ты сдерживаешь себя и сдерживаешь тех, кто тебя любит. Я не могу жить, если мне в один миг будет предложена твоя любовь, а в следующий отобрана. Я не могу жить в наказании за то, чего я не могу изменить.
— Это не наказание, — сказала я и сама удивилась насколько у меня оказался сдавленный голос.
Он грустно улыбнулся и набросил волосы на изрытую рубцами щеку — теперь он глядел на меня безупречным профилем.
— Цитирую тебя, ma cherie: «Фига с два». — Он повернулся и пошел к двери.
Я позвала:
— Ашер! Прошу тебя...
Он не остановился. Дверь за ним закрылась, и в комнате воцарилась глубокая тишина.
И в этой тишине заговорил Жан-Клод, и от его тихого голоса я вздрогнула.
— Собери свои вещи, Анита, и иди.
Я посмотрела на него, сердце забилось у меня в горле, и я испугалась — по-настоящему.
— Ты меня выгоняешь? — Даже голос прозвучал не по-моему.
— Non. Но сейчас мне надо побыть одному.
— Ты же еще не ел?
— Ты хочешь сказать, что желаешь дать мне пить? Сейчас?
Он говорил, глядя в пол, а не на меня.
— На самом деле сейчас я больше вроде как не в настроении, — сказала я, пытаясь говорить обычным голосом. Жан-Клод не выгоняет меня из своей жизни, но мне не нравилось, что он на меня не смотрит.
— Я буду есть, но только для еды, а ты не еда. Так что, пожалуйста, уходи.
— Жан-Клод...
— Уходи, Анита, уходи. Мне сейчас не нужно, чтобы ты была здесь. Мне сейчас не нужно тебя видеть.
В его голосе послышались первые струйки злости, как бывает, когда предохранитель вспыхнет и по нему побежит огонек, но он пока еще не сгорел.
— Если я скажу, что прошу прощения, это поможет? Сама удивилась, какой у меня был жалкий голос.
— То, что ты понимаешь, что тебе есть за что извиняться, уже начало, но этого не хватит — сегодня. — Тут он посмотрел на меня, и глаза его блестели — не силой, а непролитыми слезами. — И это не мне ты должна принести извинения. А теперь иди, пока я не сказал ничего такого, о чем мы оба пожалеем.
Я открыла рот, хотела ответить, но он протянул поднятую ладонь и сказал просто:
— Нет.
Я подобрала пистолет и кобуру. Мокрые шмотки оставила на полу в ванной. Я не оглянулась и не попыталась поцеловать его на прощание. Наверное, дотронься я до него, он бы сделал мне больно. То есть не стукнул бы, но есть тысяча способов причинить боль тому, кого любишь, не связанных с физическим насилием. В его глазах светились слова, и целый мир боли был в них. Я не хотела слышать этих слов. Не хотела ощущать эту боль. Ни видеть, ни ощущать, ни втирать их в раны собственного сердца. Я считала, что я права, что у девушки должны быть какие-то правила. Я не позволяю вампирам трахать себе мозги, хватит с них тела. Час назад это казалось мне хорошим правилом.
Я закрыла за собой дверь, прислонилась к ней и постаралась вдохнуть так, чтобы вдох не был прерывистым. Час назад мой мир был куда как прочнее.
Так я и тряслась, прислонясь к двери, когда ко мне подошел Натэниел. Я его сперва не видела, хотя он встал прямо передо мной. Я уставилась на пол и сперва увидела его кроссовки, ноги, шорты и лишь потом медленно подняла глаза к его лицу. Как будто очень долго я смотрела вдоль его тела, пока нашла это знакомое лицо с теми же сиреневыми глазами.
— Анита... — сказал он тихо.
Я протянула поднятую ладонь, потому что, если сейчас меня кто-нибудь пожалеет, я рассыплюсь на части. А этого я не могла себе позволить. Раз поднялся Ашер, то и Мюзетт, наверное, тоже. В обычном состоянии такая мысль дала бы мне возможность проверить, нет ли поблизости вампира. Сегодня она была пустой. И я была пустой. Такое состояние Марианна, моя учительница в парапсихических делах, называет головной слепотой. Иногда это бывает от потрясения — физического, эмоционального или еще какого-нибудь. И я ни хрена не буду стоить во всем метафизическом, пока это состояние не пройдет. Если пройдет. Сейчас ощущение было такое, будто вот сейчас мир разверзнется у меня под ногами и поглотит меня большой черной дырой, которая пожирает мое сердце.
— В чем дело, Натэниел?
Я едва могла шепнуть. Прокашлялась, чтобы повторить, но он услышал и так.
— Те двое, что ехали за нами в синем джипе, сидят в своей машине и наблюдают за служебной стоянкой. У них другая машина, но они те же самые.
Я кивнула, и черная дыра у моих ног начала закрываться. Еще было больно, еще голова была слепой, но все это не важно. Пулям плевать, насколько ты одарен парапсихически. Им на все плевать. Они тебе не будут устраивать сцены насчет твоих правил в личной жизни. Конечно, то же относится и к собакам, но после стрельбы мне не надо убирать за собой веником и совочком. Иногда нужен пластиковый мешок для тела, но обычно это уже не моя забота.